10 фактов об Иване Шадре

Будущий скульптор Иван Шадр родился в семье плотника Иванова и под этой фамилией был известен до 1908 года. Уже в Петербурге, будучи студентом Высших драматических курсов театрального училища, занимаясь также и в Рисовальной школе Общества поощрения художеств, Иван придумал себе творческий псевдоним, чтобы выделиться из тысяч однофамильцев. Как другой известный скульптор, Степан Нефёдов, взял псевдоним Эрьзя, чтобы мир узнал о народе, к которому он принадлежал, так Иван Иванов решил стать Шадром, чтобы прославить родной город Шадринск. Малая родина отвечала ему взаимностью: в 1910 году Шадринская городская управа назначила талантливому земляку стипендию на обучение за границей. Однако известно, что родился Иван Иванов-Шадр в селе Такташинском Оренбургской губернии. Дело в том, что Ивановы переселились в село из Шадринска Пермской губернии на время, пока глава семейства выполнял сезонную работу. В 1929 году Шадр создал один из самых известных своих образов — «Сезонник», прототипом которого был его отец. Копия этой скульптуры стала частью мемориала Ивану Шадру 1984 года в Шадринске.

Благодаря стипендии Шадринской городской управы в 1910 году Иван Шадр и сам отправился в Европу. В Париже он посещал Высшие муниципальные курсы скульптуры и рисования и занимался в Академии Гранд Шомьер, где его наставниками (как когда-то у Залькална) были великие художники Огюст Роден и Эмиль Антуан Бурдель. В 1911–1912 годы Шадр провел в Италии, копировал фрески Рафаэля, посещал музеи и даже поступил в Римский институт изящных искусств. И в Париже, и в Риме Иван Шадр много рисовал с натуры, учась у Природы — главной наставницы художников.

Иван Дмитриевич Шадр обладал многими талантами: хорошо пел, рисовал, был артистичен, интересовался историей. Однако первой профессией будущего знаменитого скульптора, как и многих выходцев из многодетных семей в те годы, была «мальчик на побегушках». В одиннадцать лет Ивана отдали на фабрику купцов Панфиловых в Екатеринбурге, где он выполнял черную работу. Лишь через пять лет поступление в недавно учрежденную Художественно-промышленную школу Екатеринбурга избавило его от тяжкой доли. В 1907 году Иван Иванов решил рискнуть — попробовать поступить в Академию художеств Санкт-Петербурга. Полное приключений путешествие по городам и весям Российской империи закончилось горьким разочарованием. Иван не выдержал вступительного испытания в академию. Шадр вспоминал: «Пришлось голодать, зябнуть и спать на улицах. Ночуя на берегах Невы, под старой баркой… я познакомился с шарманщиком. Впроголодь, с обезьянкой на плечах… ходили мы по дорогам столицы, и под “Златые горы” я пел». Пел Иван настолько хорошо, что был замечен режиссером Александринского театра Михаилом Егоровичем Дарским. Так он оказался студентом Высших драматических курсов Санкт-Петербургского театрального училища по классу вокала. Его кумиром был Фёдор Шаляпин, которому он не без успеха подражал. Благодаря знакомству с Николаем Рерихом посещал Иван и Рисовальную школу Общества поощрения художеств, не оставляя намерения продолжить художественное образование. В 1908 году столичная жизнь студента Иванова-Шадра была прервана службой в армии. По возвращении в 1910 году, благодаря протекции своих преподавателей и шадринской стипендии, он отправился в Париж. Казалось бы, окончательно определились его профессия и судьба. Но богато одаренная натура искала все новых приключений. Вернувшись в 1912 году на родину, Шадр целый год посещал занятия в Московском археологическом институте, одновременно серьезно увлекся кинематографом — новым тогда видом искусства. Работал художником у Ханжонкова и снимался в эпизодических ролях. Кто знает, может быть, кино и стало бы делом жизни Ивана Шадра, если бы в 1918 году он не оказался в Омске.

Осенью 1918 года Омск был объявлен резиденцией Российского правительства Верховного правителя адмирала Александра Колчака. Именно в этот период в городе оказались Иван Шадр с женой Татьяной. Выехать не было никакой возможности, пришлось осесть в столице белой России. Известно, что в январе 1919 года Шадр выступил с лекцией в зале «Центросибири». Сопровождая рассказ световыми картинами, он изложил историю своей работы над колоссальным символистским проектом «Памятника мировому страданию», одобренном общественностью еще в 1916 году, но до сих пор не осуществленным. Выступление получило большой резонанс в местных художественных кругах и среди военного начальства.

Но уже весной 1920 года скульптор работал над Памятником борцам революции и трехметровой статуей Карла Маркса (не сохранились), поскольку в город снова вошла Красная армия. Ассистентом Шадра был молодой омский художник, участник объединения «Червонная тройка» Николай Мамонтов. Шадр относился к нему со вниманием и доброжелательностью, рекомендовал стажироваться в Италии, что тот и осуществил впоследствии. При отделе народного образования Омска Шадр получил должность заведующего областными материалами ИЗО, но в 1921 году, как только было восстановлено железнодорожное сообщение, они с женой вернулись в Москву.

Именно деньги принесли Ивану Шадру широкую известность. В 1922 году он получил заказ от Гознака на серию скульптур для изображения на новых советских банкнотах. «Денежные мужики», как их прозвали, — «Рабочий с молотом», «Красноармеец», «Крестьянин» — сменили портреты царской династии на денежных купюрах, а также были изображены на первых советских почтовых марках, «Сеятель» же украсил облигации государственного займа. Лаконичная пластика точно передает индивидуальность моделей, которых художник нашел среди жителей деревни родного Шадринского уезда, в казармах и на заводах Москвы. Скульптору удалось создать образы одновременно подлинно художественные и принятые массовой культурой. Для выполнения этого заказа Гознак выделил Ивану Шадру просторную мастерскую, в которой он работал до конца жизни и где создал все свои произведения.

Так называется рисунок Шадра 1911 года к неосуществленному «Памятнику мировому страданию». Идея колоссального архитектурно-скульптурного ансамбля зрела и изменялась на протяжении пяти лет, и в 1916 году Шадр показал свой проект Московской городской думе в качестве монумента жертвам Первой мировой войны на Мемориальном братском кладбище. Памятник представлял собой замкнутый архитектурный ансамбль, в котором соединились тяжеловесная пластика Древнего Востока и символистская эстетизация смерти. Универсальные формы и смыслы этого монумента позволили Шадру, не теряя надежды на его осуществление, предлагать проект и большевикам (получив горячее одобрение), и правительству Колчака в Омске. Но все же замысел был слишком грандиозным для тех тяжелых, голодных лет, и «Памятник мировому страданию» остался в истории искусства лишь благодаря единственному сохранившемуся эскизу и воспроизведениям в прессе тех лет.

Так случилось, что именно мемориальный жанр дал толчок новому периоду в творчестве художника. В 1924 году в Колонном зале Дома Союзов Иван Шадр стоял у гроба Владимира Ленина и лепил его посмертный портрет с натуры. Документация облика вождя мирового пролетариата была чрезвычайно важным заданием. Комиссия по организации похорон признала скульптуру Шадра одной из трех удачных. Для самого художника эта работа стала личным потрясением. Он подарил гипсовый отливок Институту им. В.И. Ленина, отказавшись от гонорара, и начал свою лениниану: 16 скульптур за 13 лет — изучал фото- и кинохронику, чтобы сохранить подлинный образ живого человека, сознательно уходил от канонизации, вопреки конъюнктуре 1930-х годов. Самый удачный монументальный вариант фигуры Ленина для ЗАГЭС в Тбилиси был демонтирован в 1993 году, а последний — «Сталин у гроба Ленина» — остался незаконченным. Тема смерти в искусстве Шадра продолжилась и в 1930-е годы, когда он создал несколько надгробных памятников. Интересно, что для мемориальной скульптуры Светланы Аллилуевой художник сделал архитектурный эскиз, отдаленно напоминающий «Памятник мировому страданию»: замкнутый прямоугольный план участка, той же формы водоем. Но построение композиции по сдвинутой от центра оси, изысканный ритм расположения объектов, живая изгородь вместо непроницаемой стены показывают незаурядное архитектурное дарование Шадра, его живое воображение, чуждое самоповторам и косности, а также влияние нового большого стиля — ар-деко.

Дерзкая элегантность ар-деко проглядывала в эскизах неосуществленных, порой фантастических проектов (памятник Е.Б. Вахтангову, 1922 г., памятник челюскинцам, 1934 г.), в некоторых скульптурах Шадра («В бурю», 1931 г.). Ему нередко приходилось выслушивать упреки в излишней для пролетарского искусства маэстрии: «…в скульптуре Шадра есть что-то от некоторой салонности, от той изящной, тщательной отделки, которой гордились французские скульпторы прошлого поколения… Разумеется, когда в эту изощренную форму зрелой буржуазной скульптуры, немножко отразившей на себе потребность элегантной вещи для элегантной обстановки… вливается новое содержание, то дело еще вовсе не так плохо», — писал Луначарский в 1928 году о скульптуре «Булыжник — оружие пролетариата» на выставке к 10-летию советской власти. Однако другие члены жюри выставки и широкий зритель были иного мнения. Шадр получил одну из шести денежных премий, а «Булыжник» стал классикой советского искусства.

Менее счастливая судьба сложилась у другого символа эпохи — «Девушки с веслом». Установленная в 1935 году в центре фонтана по главной оси ЦКПиО в Москве 12-метровая обнаженная фигура подверглась критике и за высоту, и за соблазнительность форм. Образ женского равноправия показался комиссии слишком раскрепощенным для столицы. Шадру было разрешено за свой счет транспортировать скульптуру в город, который согласится ее принять. Второй вариант «Девушки с веслом» появился в Парке культуры и отдыха в 1936 году. Но и эта восьмиметровая спортсменка не вполне соответствовала ожиданиям: «Показанный новый вариант “Девушки с веслом” Шадра несомненно удачнее предыдущего, хотя Шадром и здесь не изжиты моменты известного позирования, холодности в трактовке формы», — отмечалось в одной из рецензий. Обе скульптуры не сохранились.

Вера Игнатьевна Мухина и Иван Шадр были почти ровесниками, с разницей в два года обучались в Академии Гранд Шомьер в Париже у Бурделя, оба путешествовали по Италии, изучали искусство Ренессанса. После революции 1917 года, как и многие другие скульпторы, выполняли заказы Плана монументальной пропаганды. В 1930-е участвовали в одних и тех же конкурсах, самым важным из которых был конкурс на скульптурную группу для павильона СССР на Всемирной выставке в Париже 1937 года. К исполнению был принят проект Мухиной «Рабочий и колхозница», ее главным конкурентом выступал Иван Шадр, чья композиция была еще более экспрессивной. Фигуры развернуты спинами друг к другу, женская сильно подалась вперед, мужская откинулась назад, вместе они охвачены мощным движением вперед и вверх. Одним из аргументов не в пользу скульптуры Шадра была инженерная сложность ее изготовления и установки на крыше павильона. Вариант Мухиной тоже оказался непростым, но осуществимым.

Творческая борьба не мешала взаимному уважению и дружбе двух художников. В 1939 году победа досталась Ивану Шадру в конкурсе на памятник Максиму Горькому для Москвы. К сожалению, скульптор уже не мог участвовать в его воплощении и взял с Веры Игнатьевны слово, что она закончит работу. В 1951 году памятник был установлен в сквере у Белорусского вокзала, где писатель выступал в 1928 году, вернувшись из долгой эмиграции. Вера Мухина выполнила свое обещание. Ей же мы обязаны одним из самых проникновенных воспоминаний об Иване Шадре: «Он был особенный, с неудержимой, чисто сказочной фантазией и вместе с тем необычайно мягкий и нежный в своих отношениях с людьми… Его честность и безупречность были настолько велики, что они могут служить нам примером, и во многих случаях в нашей скульптурной общественной жизни следовало бы в будущем задавать вопрос: “А как бы поступил Шадр?” Ориентировка на его поведение была бы безошибочной».

На превью: Михаил Нестеров. Портрет скульптора И.Д. Шадр-Иванова. 1934. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея