10 работ Якун­чи­ко­вой-Вебер, которые нужно знать Символизм, «Мир искусства» и выжигание

Гравюра, выставленная весной 1894 года в Салоне Марсова поля (второй вариант названия — «Ужас»), вызывает ассоциации с картиной Эдуарда Мунка, чей «Крик» приобрел окончательный вид к концу 1893 года и был выставлен в Берлине примерно тогда же, когда Якунчикова гравировала свой «Страх». Но упрекнуть художницу в заимствовании или подражании невозможно потому, что нет сведений о посещении Якунчиковой Германии в тот период и знакомстве с картиной Мунка, а жизнь ее задокументирована подробно. В отличие от «Крика», признанного эталоном искусства символизма, основой офорта стало реальное повествование, слегка подвергнутое декоративной стилизации. Максимилиан Волошин, чья статья о Якунчиковой-Вебер вышла на фоне ее посмертной ретроспективы в 1905 году, выдвинул символистскую версию этого сюжета: «Зимней ночью в Мёдонском лесу Якунчикова испытала ощущение острого ужаса при виде больших звезд, качавшихся среди голых ветвей». Звезда, по Волошину, олицетворяет здесь вечный ужас, а фигура испуганной девушки служит «ненужной литературной подписью, объясняющей мировой символ». Иначе объясняет эту работу Александра Гольштейн, дальняя родственница Якунчиковой-Вебер, ее друг, а позже свекровь: офорт передает впечатления 23-летней девушки от спиритического сеанса, который она посетила.

Осваивать технику цветной печати Якунчикова начала в конце 1892 года под руководством художника Эжена Делатра в Париже, где жила к тому времени из-за болезни постоянно, приезжая в Россию лишь на лето. В 1893-1895 художница создала офорты: «Тишин», «Череп», «Запах», «Непоправимое», «Страх», «Неуловимое», — точно и метафорично отражавших ее собственные чувства. Эмоционально насыщенные, полные предчувствий, эти цветные гравюры в силу технической сложности исполнения потребовали от Якунчиковой серьезных усилий. Они гравировались на нескольких досках, печатались пятью красками — черной, коричневой, сиреневой и полукроющими серо- и зелено-голубыми с дополнительной подкраской печатной формы вручную. Создание такого эстампа требовало математически точного расчета, умения мысленно разъять задуманное изображение на составляющие и заново сложить их в единое целое, способности предвидеть суммарный результат от сочетания технических приемов, соединения красок и процессов цветоналожения.

Всю жизнь Мария Якунчикова-Вебер обращалась к мотиву окна, раскрытого во двор, сад, на крыши Парижа, узкие улочки Флоренции или московские переулки. Символ открытости ко всему новому — окно, встречается и в виде зарисовок в ее письмах. Одно из самых лучших «окон» сделано художницей в технике выжигания. «...Окно, открытое в зелень старой ели, белый подоконник, букет баранчиков в синем горшочке!» — с восторгом писала об этом панно Екатерина Васильевна Сахарова, племянница Якунчиковой-Вебер (дочь ее сестры Натальи Поленовой и Василия Поленова). Здесь сошлись традиционный для художницы мотив и разработанная ею оригинальная техника. Об этих выжженных панно, которые художница начала делать в 1895 году, Максимилиан Волошин писал: «Самое законченное и абсолютное из всего, что сделала Якунчикова». Это было как будто продолжением ее графики, только вместо рисунка на дереве выжигался глубокий гибкий контур, после чего поверхность покрывалась красочным слоем. Неожиданная, грубоватая в своей основе техника давала поразительный, очень точный эффект. Природный ритм, оттенки в этой работе носят особый, почти мифологический, уже почти орнаментальный характер, что, безусловно, позволяет считать эту работу замечательным примером русского модерна.

Творчество художницы высоко ценил Сергей Дягилев, по чьему заказу художница сделала эскиз обложки для первого номера журнала «Мир искусства». Жюри конкурса отдало предпочтение обложке Константина Коровина, но Дягилев был восхищен работой художницы и взял эту обложку для одного из последующих номеров журнала. Интерес к современному европейскому искусству, символизму и модерну объединял Якунчикову-Вебер с мирискусниками. Исключительной оценки удостоил ее Александр Бенуа, чья похвала, однако, не может не вызвать недоумения в век победившего феминизма. «М.В. Якунчикова-Вебер, — писал Бенуа, — <...> одна из тех, весьма немногих, женщин, которые сумели вложить всю прелесть женственности в свое искусство, неуловимый нежный и поэтический аромат, не впадая при том ни в дилетантизм, ни в приторность». Еще более высокомерно, но восторженно в адрес Якунчиковой высказался Константин Сомов: «…Она <...> интересная художница, что очень большое исключение для женщин. Хорошо рисует, тонко чувствует тон и assez personelle [достаточно индивидуальна]. Техника мужская...»

В созданных в 1890-е пейзажах Якунчикова очень точно и легко передает ощущение движения воздуха, игру света и цвета. Сюжет с аллеей в Версале, буквально выложенной тенями деревьев, отражает этот период в полной мере. Аллея ведет к театру, который был построен рядом с дворцом Малый Трианон. Этот дворец подарил Марии-Антуанетте ее царственный супруг Людовик XVI. Миниатюрный театр, на сцене которого королева иногда выступала, был, в свою очередь, частью целого театрализованного мира, сооруженного по ее приказу вокруг дворца, — с бутафорской деревенькой, искусственными руинами, беседками и прудом, заселенным лебедями.

Вместе с карандашным наброском к картине и другими работами «Зимняя аллея» попала в Россию в 1974 году — как дар сына художницы Степана Вебера Государственному мемориальному историко-художественному и природному музею-заповеднику В.Д. Поленова.

Одна из самых известных вещей Марии Якунчиковой-Вебер была впервые показана в 1899 году на выставке «Мира искусства». В 1910-м совет Третьяковской галереи приобрел эту и еще пять других работ Марии Васильевны по инициативе художника и коллекционера Ильи Семеновича Остроухова. Работа создана в самом родном для нее месте — подмосковном имении Введенское под Звенигородом. Это был «царственный дворец, подарок Екатерины Лопухиным, купленный отцом у разоренного владельца в подарок матери», как описывала усадьбу сестра Якунчиковой Вера Васильевна Вульф, отдельно отмечая «белый дом с восемью громадными колоннами» и «под горою английский парк». Тяжело пережив в юности утрату Введенского (отец продал семейное гнездо графу Шереметеву), художница в 1897-м после венчания в Москве отправилась со Львом Вебером туда, где была счастлива в детстве, и написала милый сердцу вид из окна. Интересно, что Якунчикова не упустила возможность сфотографировать свое «место силы». Эти фотографии и сегодня позволяют ощутить особую атмосферу Введенского. Портрет художницы возле дома с колоннами, который тоже представлен на выставке в Третьяковской галерее, — один из самых запоминающихся ее фотообразов.

Одна из последних работ Марии Якунчиковой-Вебер, попавшая в Третьяковскую галерею при жизни автора, написана в Наре, подмосковной усадьбе ее сводного брата, где она с сыном проводила лето 1899 года. Там, как писала Наталья Васильевна Поленова, «кроме общего сочувствия окружающих, М[ария] В[асильевна] нашла все то, что вдохновляло ее в России: по соседству старый барский дом кн[язя] Щербатова; у себя — террасу, напоминающую Введенское; кругом — глухой еловый лес, с одинокой полуразрушенной часовней; у проселочной дороги святой колодезь с крестом; старые церкви, елочки и осинки». Постоянный повод для сочувствия Марии Васильевне давала болезнь легких, которую обнаружили у нее 19 лет и которая привела к ранней смерти. Максимилиан Волошин отмечал, что художница любила писать «русские деревянные кресты на размытых могилах», кресты «с лукошком наверху, этот символ избы — могила-домик». Подобный крест впоследствии был сделан для нее самой по эскизу Коровина в Абрамцевской мастерской и установлен в 1903 году на ее могиле в Шен-Бужери.

Одна из знаковых работ Якунчиковой передает атмосферу дома в Среднем Кисловском переулке, где она выросла. Особняк был рядом с Консерваторией, построенной в том числе на деньги отца художницы Василия Ивановича Якунчикова, крупного коммерсанта, англомана, скрипача-любителя, владельца бумагопрядильных фабрик и кирпичных заводов, учредителя Товарищества Петровских торговых линий в Москве. В белом зале с канделябрами, высокими зеркалами и двумя концертными роялями выступали братья Рубинштейн. Но золотой атлас в обивке мебели, вид на Кремль из окна и ежедневные обеды на 30 персон остались лишь в воспоминаниях многочисленных братьев, сестер и племянников Марии Васильевны. Она же изобразила опустевший на лето дом и мебель в чехлах, возможно, приоткрывая изнанку парадной жизни — сложные отношения родителей, то расходившихся, то вновь сходившихся, что, конечно, отражалось на жизни детей.

В каталоге посмертной выставки Якунчиковой-Вебер эта картина, которую можно воспринимать как символ жизни и творчества художницы, опубликована под названием «Свеча. Задувает». А впервые работу представили публике в январе 1898 года в Санкт-Петербурге на «Выставке русских и финляндских художников», проходившей в выставочном зале при Центральном училище технического рисования барона А.Л. Штиглица. 

Пламя колеблется от легкого дуновения ветерка из открытого окна. Уже рассвело, но свеча все горит, потому что хозяйка не ложилась. Этот символический сюжет интегрирован в богатый, изобилующий деталями интерьер, дух которого передан с куда большей нежностью, чем зал городского дома в «Чехлах». Волошин настаивал, что жизнь Якунчиковой-Вебер за границей заострила осознание очарования русской усадьбы: «Только в Париже можно было так понять глубокую красоту старых барских домов — эту одинокую сиротливость XVIII века, занесенного в глушь России».

Торжественный пейзаж с крупными фрагментами колоколов на переднем плане, лесом вдалеке и розовеющим на горизонте небом купил Павел Третьяков. Здесь все, что Якунчикова-Вебер любила и к чему возвращалась в своих работах, — колокола и церкви, обожаемые с детства виды в окрестностях Звенигорода, где по сей день стоит Саввино-Сторожевский монастырь. «Когда по субботам вечером, во время тихого заката, вдруг раздавался мерный, глубокозвучный гул колокола из Саввинского монастыря, даже дети, сидя на террасе, стихали, проникаясь этой гармонией звука с природой», — писала Наталья Поленова, чьи воспоминания были явно созвучны воспоминаниям ее сестры. 

***

Выставка «Мария Якунчикова-Вебер. К 150-летию со дня рождения» проходит в Инженерном корпусе Третьяковской галереи до 8 марта 2021 года.

На превью: Лев Вебер. Мария Якунчикова-Вебер. [1897]. Негатив на стекле © Отдел рукописей Государственной Третьяковской галереи