02 декабря 2022

История одного шедевра «Хризантемы» Игоря Грабаря

Где была создана картина Игоря Грабаря «Хризантемы»? Почему художник писал один натюрморт целый месяц? И почему полотно не сразу оказалось в собрании Третьяковской галереи? Обо всем этом в «Истории одного шедевра».
Игорь Грабарь. Хризантемы. 1905. Холст, масло.
Игорь Грабарь. Хризантемы. 1905. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея
Как-то осенью, когда все еще спали и дом был тих особой осенней дремотой, давний обитатель Дугина, подмосковной усадьбы Мещериных, Игорь Грабарь вышел в столовую и замер. Посреди стола, в окружении хрусталя и фарфора, оставшихся после вечернего ужина, стояла ваза с пышными лимонно-желтыми хризантемами, привезенными накануне из цветочного магазина Ноева.

Так сложилось, что Игорь Грабарь долго не имел собственного жилья, пользовался кровом друзей и знакомых. Его юность прошла в сырых и темных меблерашках Петербурга, где он учился на юридическом факультете университета, а потом у Репина в Академии художеств. В 1896 году Игорь уехал в Мюнхен для обучения в знаменитой художественной школе Ажбе. А вернулся уже достаточно известным сотрудником «Мира искусства», деятельным участником всех значительных художественных событий, а главное — живописцем.
Однажды по дороге в имение родственников он заехал на несколько дней к недавнему знакомцу Николаю Мещерину. И, завороженный природой этих мест, остался там на тринадцать лет. Эти тринадцать лет Грабарь считал самыми кипучими в своей жизни. Именно здесь он испытал состояние «живописного запоя», по его словам, которое заставляло его с утра до вечера, забывая про отдых и еду, до полного блаженного изнеможения работать на натуре.

А началось все с «Февральской лазури», одного из лучших пейзажей русской живописи начала ХХ века. Позже художник вспоминал: «Февраль стоял изумительный! За две недели работы мне удалось создать, вероятно, самое значительное произведение, из всех до сих пор мною написанных. И более свое, незаимствованное, новое по концепции и выполнению. Затем был “Мартовский снег”. Я швырял краски на холст как в исступлении, — вспоминал Грабарь. — Не слишком раздумывая и взвешивая, старался только передать ослепительное впечатление этой жизнерадостной мажорной фанфары».

Позже Грабарь отмечал, что все эти вещи были ярко импрессионистическими по замыслу и фактуре. Открывали новый путь в искусстве, тогда еще неизведанный. Неизведанность прежде всего заключалась в технике, при которой холст записывается четко различимыми мазками чистых красок. Учитель и друг Грабаря Антон Ажбе объяснял: «В восприятии зрителя краски сами смешаются, но дадут чистую расцветку. А при размазывании на палитре получается одна грязь».
С картинами импрессионистов Грабарь впервые познакомился в 1895 году. Затем не раз видел их на выставках в Париже. Они ему нравились, но безоговорочно покорили лишь через два года после поездки в Италию, когда он вдруг увидел, что современники-французы ничуть не уступают колористам Венеции, а в чем-то даже превосходят их. Через французов художник пришел к японской гравюре, которая покорила его лаконизмом и поэтизацией обыденного.

Ему давно хотелось написать хризантемы, экзотических уроженок Дальнего Востока. Аромат причудливых цветов, разносившийся по дому, опьянял свежестью, бодрил и вызывал острое желание запечатлеть эту красоту. Это зримое воплощение великолепия осени. Почему так долго не получалась эта картина?

Много лет назад ему довелось говорить с человеком, которого он боготворил, — с Петром Ильичом Чайковским. «Вдохновение нельзя выжидать, — считал композитор. — Нужен труд, труд и труд. Помните, что даже человек, одаренный печатью гения, ничего не даст великого, но и даже среднего, если не будет адски трудиться». Сколько раз за свою жизнь убеждался Игорь Грабарь в справедливости этих слов. А прожил он 89 лет. Но то, что художник смог сделать за эти годы, иному хватило бы на десять жизней.
Создатель монументального труда по истории русской живописи, деятельный попечитель Третьяковской галереи, в годы революции организатор и руководитель музейного отдела Наркомпроса и реставрационного отдела, вскоре реорганизованного в Центральные реставрационные мастерские. Грабарь преподавал и в Московском университете, и в Суриковском институте, был первым директором им же организованным Институтом искусствознания. Он оставил тома книг, посвященных искусству, и вправе был сказать: «Вся моя жизнь, чем бы я ни занимался, есть служение искусству, без которого я не мог существовать, не мог дышать ни один день в моей жизни».

Целый месяц ушел на хризантемы. До сих пор он так долго не трудился над натюрмортами. Отличавшийся тонким вкусом коллекционер Гиршман купил натюрморт на корню. И как ни уговаривали его Остроухов и Серов уступить картину Третьяковской галерее, владелец был непреклонен. Лишь после революции «Хризантемы» стали достоянием национального собрания.

Жизнь Игоря Эммануиловича Грабаря была бурной, насыщенной событиями. В ней были и радость побед, и горесть поражений. Дни разочарований и надежд, удач и невзгод. Но навсегда останутся и пронзительная синь его «Февральской лазури», и многоцветие мартовского снега, и вобравшая все увлечения молодости, неувядающая свежесть «Хризантем» в утренней дымке.