Из чего состоит романтизм? Основные понятия и темы

Сущность романтизма в концепции двоемирия, где постулируется разрыв мечты и реальности. Один из основоположников немецкого идеализма Георг Вильгельм Фридрих Гегель писал, что перед нами два мира, где один — «духовное царство», а другой  — «эмпирическая действительность».

В центре романтического двоемирия — личность человека, испытавшего на себе все превратности судьбы. Это благородное, думающее и глубоко чувствующее существо, вынужденное прозябать в чуждой ему среде. Он устремлен к идеалу, жадно впитывает ростки нового, появляющегося в жизни, а ему противостоит авторитет власти, могущество золотого тельца, обывательская косность, нежелающие никаких перемен.

Герой романтизма — поэт, музыкант, художник, словом, личность творческая, поскольку именно «искусство позволяет человеку почувствовать свое высшее назначение и из пошлой суеты повседневной жизни ведет его в храм Изиды, где природа говорит с ним возвышенными, никогда не слыханными, но тем не менее понятными звуками», — как писал Эрнст Теодор Амадей Гофман. 

Романтический герой словно выключен из проблем реальной действительности. Он асоциален и эгоцентричен. Но реальность неизбежно вторгается в его гармоничную среду обитания, в этот им выстроенный иллюзорный мир. Что частенько приводит к катастрофе. Реальность всегда воспринималась романтиками негативно. Чем идеальнее становился герой, тем окружающая его реальная действительность становилась все более серой и пошлой. Именно такой она предстоит в немецких романтических сказках Гофмана «Золотой горшок. Сказка из новых времен», «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» и т. д.

При этом художественное мироощущение романтика не провозглашает полной победы поэтического мира над действительным. Только безумцы верят в существование лишь одного из этих миров. Принцип двоемирия отражен в целом ряде литературных и живописных произведений романтизма. Так, в идейно-художественную структуру сказки «Золотой горшок» Гофман включает план реальной повседневности. Действие происходит в реальном Дрездене начала XIX века. Благодаря подробному описанию места действия можно успешно реконструировать топографию улиц города начала позапрошлого века.

Причем если в литературе фантазия часто преобладает, то в изобразительном искусстве мечта и реальность существуют на паритетных началах. В произведениях художников-романтиков возвышенная красота городских пейзажей сочетается с детальным и внимательным отражением городских зданий, церквей и старинных развалин. Два мира — мир мечты и мир реальный — переплетаются, взаимодействуют и сосуществуют.

Художники-романтики творили в своих произведениях образ нового идеального мира — царства абсолютной свободы. Такой мир, в отличие от мира классицизма, не знает никаких рациональных (разумных) ограничений. Следовательно, не признает установленного мировым разумом порядка и является и миром «игривого хаоса», и стихийной игрой слепых сил, допускающих вариации на любую тему.

Если классицизм — поэзия порядка, то романтизм — поэзия хаоса. Романтики приняли античное понятие хаоса как безграничного обилия возможностей, силу созидающую и разрушающую, светлую и темную. «Хаос есть та запутанность, из которой может возникнуть мир», — писал Фридрих Шлегель.

По мнению романтиков, понятие свободы может воплотиться в неопределенности и бесконечности. Они ценили «прелесть намека и недосказанности». По замечанию Освальда Шпенглера: «Чистое безграничное пространство есть идеал, который западная душа постоянно отыскивает в окружающем мире, <…> ибо идеал романтизма требует пространственно-временной бесконечности».

Помимо связи свободы с неопределенностью и бесконечностью, есть связь понятия с индивидуальностью и уникальностью. Если классицизм превозносил всеобщее и общезначимое, то романтизм в нарушение всех норм и законов утверждал значимость индивидуального и уникального. Романтическое — это все отклоняющееся от обыденного, общепринятого, все экзотическое. Экстравагантное, странное, несовременное. После «обрушения» темницы классического идеала на свет появился новый идеальный герой — свободный человек. Идеал свободного человека в романтизме — это бунтарь, разбойник, одинокий философ-мечтатель, оригинал, чудак, а может быть, и революционер.

Сложность романтического героя раскрывалась через богатство его связей в мире. От внимания к человеку, его внутреннему миру и к окружающей его среде был неизбежен следующий шаг к осмыслению связей с миром и прежде всего с природой.

Одним из постулатов романтического искусства является мысль о созвучии души человека и состояния природы. Так, в картине Максима Воробьева «Дуб, раздробленный молнией» (Аллегория на смерть жены)» личная драма автора обретает масштаб вселенской катастрофы. Романтики имели склонность к грандиозному истолкованию природных явлений. Они воспринимали с эпическим размахом библейского потопа такие природные явления, как бури, грозы, наводнения. Часто художники-романтики не находили реалистических средств для выражения подобных катаклизмов и охотно обращались к аллегорическому истолкованию мира природы.

Однако, помимо произведений, отражающих созвучие состояния человеческой души и мира природы, существовала иная концепция природного мотива, при которой значение человека в пейзаже уменьшается. В таких произведениях природа существует независимо от людей как самостоятельная, самоценная стихия. Некоторые художники воспринимали природу как проявление единого Божественного духа, как некий величественный храм, а не пространство обитания человека. Пейзажи в этом случае часто безлюдны, и только дети иногда допускались в это величественное сакральное пространство.

Эпоха романтизма создала совершенно особое отношение к понятию детства. Если художники XVIII века изображали ребенка как маленькую копию взрослого человека, часто в определенной роли, не передавая специфики детского возраста, то в творчестве романтиков образ детства обретает многозначность интерпретации. Общим местом романтизма становится параллель: возраст — время года — время суток — история человечества. Художники видят в детской модели неповторимый мир, глубокий и чистый, не испорченный житейскими проблемами, не затронутый пороками взрослых.

«Не есть ли младенец истиннейший идеалист? Этот идеализм детства и трогает нас столь несказанно, он окружает детей тайной, чудесной магией… Каждое дитя — это новый неизъяснимый шифр природы, посредством которого она постепенно раскрывает нам себя», — писал немецкий романтик Хенрик Стеффенс.

Шлегель в своем определении романтизма упомянул «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гете — первый роман воспитания, где важен не сложившийся характер, а его становление. Романтики в целом неоплатоники. Для них красота сокрыта в мире идей, а мир материальный — это искажение, порча идеи. С возрастом человек, как и мир, уходит все дальше от идеала. Романтики вспомнили платоновскую теорию анамнезиса (припоминания): поскольку ребенок недавно явился в этот мир, в нем еще жива память о мире идей. В связи с этим детство — самая прекрасна, плодотворная пора в жизни человека. Ребенок — созерцатель, он познает новую для него реальность. Он чужд повседневной суеты, его взгляд взыскателен и строг, ибо ему предстоит пройти тяжкий путь познания и создать свой мир.

Немецкий философ Иммануил Кант, родоначальник классической философии, писал: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас».

В произведениях художников-романтиков можно встретить схожий мотив: открытое окно с панорамным видом за ним или внутреннее пространство грота или пещеры, откуда видно бесконечную гладь моря или прекрасные далекие горы. В картинах русских и немецких художников, живших и работавших в Италии, частым мотивом становится изображение тенистых гротов и пещер. Взаимодействие двух пространств (внутреннего и внешнего) является решающим в образной трактовке романтического пейзажного мотива. Образы пещеры или грота — воплощение философских размышлений романтиков о месте человека в мире, о его взаимоотношении с бесконечной Вселенной.

Один из виднейших британских романтиков Джон Донн писал:

В произведениях художников человек и мир, как две половинки, отражают друг друга — и романтики желают выявить их тайное сходство. Эту мысль точно выразил Федор Тютчев: «Всё во мне, и я во всем». Соотношение человека и Вселенной (микрокосма и макрокосма) — одна из частых тем романтического искусства XIX века.

В эпоху романтизма в Германии и во Франции современная жизнь представлялась художникам и литераторам скучной и ничтожной. Условия жизни — мелкими и жалкими. Изображение их в поэзии и в живописи казалось немыслимым. Это было время страстного искания кумира, и только в прошлом надеялись его найти. Романтиков манили экзотические цивилизации Востока, таинственный мир рыцарского Средневековья, мифы доклассических времен. Так, вялой современности противопоставлялись яркие страсти Средних веков. Классическое искусство считало современность недостаточно героической, романтизм — недостаточно экзотичной.

Одной из частых тем, затрагиваемых европейскими и русскими художниками, был сюжет поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим». Интерес к итальянскому поэту особенно возрос в 1820-е годы. Живописцев-романтиков привлекали свободолюбивые устремления великого итальянца, жизненность созданных образов и глубина человеческих страстей.

Так, Карл Брюллов и немецкий художник Вольдемар Хоттенрот почти дословно передают сцену, воспетую в седьмой песне поэмы. Утром на рассвете дочь сарацинского царя Эрминия, скитающаяся в поисках своего возлюбленного (рыцаря-крестоносца Танкреда), привлеченная звуками свирели, набрела на пастухов, внеся смятение в их мирную жизнь. В полотнах живописцев хотя и ощущается приверженность академической традиция, но явственно пробивается и новая жизненная струя.

Пристальное наблюдение натуры оберегло Брюллова от излишней идилличности в изображении пастушеской сцены. Поэтическим очарованием овеяна группа пастухов, расположившихся со стадом коз на лесной опушке.

У немецкого художника сцена решена более академично. Внезапное появление царевны вызвало неподдельное изумление. Забавный испуг малышей, удивление взрослых — все свидетельствует о внимательном изучении мастерами реальной действительности.

Значительную роль в картинах Брюллова и Хоттенрота обретает пейзаж. У немецкого художника ландшафт близок к тому, который описан в поэме. Русский мастер, напротив, увлечен чисто живописными проблемами. Брюллов стремится создать ощущение предрассветного утра в розоватой полоске горизонта, прохладу лесной чащи и безмятежность жизни на лоне природы.

Внимание к портретному жанру в системе романтизма объясняется тем, что именно в портрете прежде всего утверждались идеалы новой эпохи. Это связано с повышенным интересом романтиков к человеку. Они воспевали личность сильную, способную противостоять окружающей среде, независимую и полную мечтаний о безграничной свободе. Причем все эти качества были присущи герою вне зависимости от его сословной принадлежности.

Говоря о портретах эпохи романтизма, можно увидеть в них два традиционных типа персонажа — пассивный и активный. Пассивный герой прежде всего созерцатель, активный олицетворяет деятельное, волевое начало. К созерцателям можно отнести преимущественно женские портреты эпохи, а также ряд мужских изображений, на которых представлены поэты, погруженные в мир мечты, проводящие свои дни в уединении и грезах.

Художники-романтики не гонятся за буквальной точностью в передаче внешнего облика своей модели. Это связано с представлениями о том, что человек многолик. Как писал немецкий натурфилософ Новалис, «совершенный человек — это маленький народ». Иначе говоря, человек дан себе в бесконечном многообразии, может являть себя в том или ином облике, выбирать любую личину, реализуя свою исконную свободу. Эстетика романтизма — это эстетика жизни в движении, вечная изменчивость, остановка движения означает смерть.

Так рождается культ творческой личности, которую философы-романтики помещают в самый центр мироздания. Только им, поэтам, художникам, дана абсолютная свобода от всяческих норм, право на вдохновение, пафос, интуицию, воображение. Как писал Фридрих Шлегель, «чем люди являются среди прочих творений Земли, тем являются художники по отношению к людям». Это во многом объясняет популярность автопортретов.

Одновременно с интересом к личности человека рождается и особая форма портретных изображений. Частый приоритет краски над линией, сложная система полутонов и рефлексов, нечеткость и размытость рисунка: «Во всем началось искание красок и страсти, красок такой силы, что они поглощали рисунок». Так, в «Автопортрете с кистями за ухом» Ореста Кипренского происходит борьба светлых и темных масс. Источник света не определен, черты лица нечетки, контур размыт. Кажется, что персонаж портрета обретает плоть усилием воли. Вдохновленный страстью, он сражается с охватывающим его хаосом. Эта борьба выражена в скользящих световых всполохах, динамично пульсирующем фоне, противостоянии света и тьмы.

Осознание связи искусства романтизма и христианства придает духовной жизни эпохи начала XIX века невиданную напряженность и остроту: «Язычник унизил Божество до себя, христианин вознес человека до Бога», — писал декабрист Александр Бестужев. Поэтому неудивительно, что в свете эстетики романтизма получает воплощение идея посреднической роли художника между «миром горним и дольним», земным и небесным. Очевидна и сакрализация романтиками искусства и творческой личности. Жуковский называл художника «особой священной», Пушкин уподоблял его «древнему пророку».

В стихотворении Августа Шлегеля «Союз церкви и искусства» религия предстает в образе прекрасной девы, сравнимой с Сикстинской мадонной Рафаэля, которая спускается с небес, чтобы посетить обитель искусства на Парнасе. После крушения античных богов служившие им искусства вынуждены прозябать в забвении на священной горе Аполлона. Религия призывает архитектуру, музыку, скульптуру и живопись возродиться и воплотить ее священный образ.

В основе романтической концепции творчества заложена мысль о божественной природе искусств. Как пишет философ и шеллингианец Александр Галич: «Прекрасное творение искусства происходит там, где свободный гений человека как нравственно совершенная сила запечатлевает божественную по себе, значительную и вечную идею в самостоятельном, чувственно совершенном, органическом образе». Иначе говоря, прекрасное есть осуществление божественного начала, и гений художника это начало реализует.

Религия — идеал в представлении романтиков, и художники должны служить ей всеми доступными им средствами. Только христианство обладает той мощной духовной силой, которая способна направить (обратить) человечество ко всеобщему братству и гармонии. Именно эти идеи питали художника Александра Иванова, посвятившего всю свою жизнь, созданию полотна «Явление Христа народу». Иванов попытался воплотить идею о значимости святой веры для формирования духовно-нравственной доктрины человеческого бытия. Учитель и духовный наставник художника — Фридрих Овербек — десять лет работал над картиной «Триумф религии в искусстве». Как и многие романтики, эти живописцы считали, что христианство нуждается в искусстве, чтобы обрести в нем свое пластическое воплощение и зримо представить великий метафизический опыт.