Серов — Ольге Трубниковой
Милая моя Лёля,
прости, я пишу в несколько опьяненном состоянии.
Да, да, да. Мы в Венеции, представь. В Венеции, в которой я никогда не бывал. Хорошо здесь, ох, как хорошо. Вчера были на «Отелло», новая опера Верди: чудная, прекрасная опера. Артисты чудо. Таманьо — молодец, совершенство. Прости, я действительно несколько пьян. <…>
Целую тебя, моя дорогая. А все-таки другую не буду любить так, как тебя, моя, моя хорошая. Да, да, ведь ты моя. Ох, прости меня, но я люблю тебя. У меня совершенный дурман в голове, но я уверен, что все, что делалось воображением и рукой художника, — все, все делалось почти в пьяном настроении, оттого они и хороши, эти мастера XVI века Ренессанса. Легко им жилось, беззаботно. Я хочу таким быть — беззаботным; в нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное. Жаль, сегодня погода дрянь, приятно здесь развалиться в гондоле и ездить по каналам и созерцать дворцы дожей.
17/29 мая 1887 г., Венеция
Валентин Серов. Девочка с персиками. 1887. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея
Желание «писать только отрадное» было не просто мимолетным порывом Серова. В этой простой фразе, озвученной в письме невесте, заключен почти что манифест целого направления русского искусства конца XIX века. Серов был воспитан на идеалах передвижничества — одним из его первых учителей был Репин, в семье которого Серов провел детские годы. Несколько лет он состоял в Товариществе передвижников. Однако в конце 1880-х годов происходит идеологический отрыв Серова от «отцов» русского реализма. В 1887 году Серов напишет портрет Верушки Мамонтовой — «Девочку с персиками», в котором «отрадное» станет уже не прихотью, но провозвестником нового, не отягощенного социальной критикой искусства. Той самой нелюбимой и беспощадно ругаемой передвижниками «французской болезни» — импрессионизма.
Серов — Ольге Трубниковой
Дорогая моя, милая девочка, целую тебя, во-первых, а во-вторых, это хорошо, что ты теперь скоро отвечаешь или мы друг другу отвечаем, как порядочные люди, не правда ли? Радуюсь, что слышите много музыки, — дело хорошее, и чтения твои одобряю, хотя, знаешь, для горла твоего это как будто и не совсем хорошо, а? <…>
Я, что же я? Я пишу свой портрет, вечерами занят иллюстрированием Библии, заказ. Верушкин <Мамонтовой> портрет, помнишь, я показывал фотографию, в славной дубовой раме и висит в Абрамцеве на почетном месте, вообще я нахожу всюду теперь себе почет и уважение, черт возьми, вот теперешний портрет, что-то того, боюсь, ну да ведь без этого нельзя, как ни легко, а все трудно. Кушаю сладко, а пишу довольно гадко. Впрочем, ты, кажется, знаешь, каждый портрет для меня целая болезнь. Ну, я здоров совсем, и уши мои что-то тоже ничего как будто. Прощай, моя девочка, маленькая с маленьким, совершенно маленьким носиком. Спиро поклон. Да, что виньетка?
Твой В. Серов
16 ноября 1887 г., Ярославль
Валентин Серов. Ольга Федоровна Трубникова. 1885. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея
Когда в 1887 году Серов написал одну из своих лучших картин — «Девочку с персиками», — ему исполнилось всего 22 года. Он еще не стал тем самым «злым Серовым», которого боялись заказчики, но у которого все русское светское общество мечтало заказать свой портрет. О способности Серова писать портреты чрезвычайно медленно ходили легенды. Порой он доводил количество сеансов до 100, в среднем же на портрет во весь рост ему требовалось 60–70 сеансов по два-три часа. Даже коллеги по цеху, среди которых был и Василий Поленов, удивлялись, как при столь медленной и — явно — мучительной работе портреты Серова сохраняли впечатление свежести, легкости, даже эскизности.
Серов и другие — в редакцию газеты «Наша жизнь»
<…> Жизненно только свободное искусство, радостно только свободное творчество, и если наша богатая дарованиями родина еще не успела сказать своего решительного слова в области искусства и проявить скрытые в ней великие художественные силы, если наше искусство лишено живой связи с русским народом, то главной причиной тому, по-нашему глубокому убеждению, является тот попечительный гнет над творчеством, который убивает не только искусство, но и другие творческие начинания русского общества. <…>
И. Билибин, Е. Лансере, Н. Милиоти, Л. Бакст, И. Грабарь, А. Бенуа, В. Серов, К. Сомов, В. Мусатов и другие.
5 января 1905 г., «Наша жизнь», №58
Валентин Серов. Девушка, освещенная солнцем. Портрет М.Я. Симонович. 1888.
Государственная Третьяковская галерея
Цензура в изобразительном искусстве появилась в России в 1885 году после того, как Илья Репин выставил на 13-й Передвижной выставке картину «Иван Грозный и сын его Иван». Толчком к введению цензуры стало письмо обер-прокурора Святейшего синода Константина Победоносцева Александру III: «Прежние картины того же Репина отличались этой наклонностью и были противны. А эта картина просто отвратительна». Царь запретил «Грозного» к публичному показу — впрочем, через три месяца сменил гнев на милость. Однако «запретный» процесс был уже запущен. Вскоре президент Академии художеств великий князь Владимир Александрович обратился к министру внутренних дел с письмом, требующим введения цензуры: «Неоднократно повторяющиеся случаи появления на частных художественных выставках произведений более или менее тенденциозных или с явным намерением представить в неблагоприятном свете правительственный строй или отдельных высокопоставленных лиц указывает, по моему мнению, на необходимость строгой цензуры». Работу цензоров должны были выполнять чиновники — предполагалось, что оценить благонадежность искусства могут губернаторы или градоначальники.
Валентин Серов, Василий Поленов — в собрание Академии художеств
Мрачно отразились в сердцах наших страшные события 9 января. Некоторые из нас были свидетелями, как на улицах Петербурга войска убивали беззащитных людей, и в памяти нашей запечатлена картина этого кровавого ужаса. Мы, художники, глубоко скорбим, что лицо, имеющее высшее руководительство над этими войсками, пролившими братскую кровь, в то же время стоит во главе Академии художеств, назначение которой — вносить в жизнь идеи гуманности и высших идеалов.
18 февраля 1905 г., Москва
Валентин Серов. После усмирения. 1905. Бумага, карандаш.
Государственная Третьяковская галерея
Серов был свидетелем расстрела мирной демонстрации в Кровавое воскресенье 1905 года. «То, что пришлось видеть мне из окон Академии художеств 9 января, не забуду никогда — сдержанная, величественная, безоружная толпа, идущая навстречу кавалерийским атакам и ружейному прицелу, — зрелище ужасное», — писал он Репину. Серов надеялся, что его учитель и друг поддержит желание своего бывшего ученика выйти из членов Академии художеств в знак протеста против того, что возглавлявший войска князь Владимир Александрович являлся одновременно президентом Академии художеств. Репин Серова не поддержал. Художники, кроме Василия Поленова, предпочли остаться в стороне. Серов уволился из Академии художеств. Идеолог передвижничества, арт-критик Владимир Стасов написал художнику письмо, полное восхищения за «непобедимое чувство правды» и «омерзение к преступному и отвратительному».
Серов и другие — Николаю Римскому-Корсакову
Николай Андреевич!
Свершилось нечто невероятное по своей бессмысленности, тупости и грубости. Из состава профессоров Петербургской консерватории противозаконно уволены Вы, Николай Андреевич Римский-Корсаков, слава родного искусства, лучшее украшение консерватории, которой вы отдали 34 года своей жизни, беззаветную любовь к делу, талант, прямую отзывчивую душу. Нет слов, выразить негодование, охватившее всех нас при этой вести; еще сильнее возросло оно, когда выяснилось, что причиной, вызвавшей этот возмутительный акт произвола, было ваше открытое письмо, где вы сказали свое веское слово по поводу ненормального положения дел в Русском музыкальном обществе и консерватории. Но чем бы ни пытались оправдаться лица, осмелившиеся вас «уволить», весь несмываемый позор этого поступка падет на них же. Ваше дорогое всей России имя стоит выше бессильных уколов со стороны смешных и жалких людей, не ведающих, что творят. Музыка не там, где заседают они, способные уволить Римского-Корсакова, а там, где Вы, наш общепризнанный глава, старый учитель и славный знаменосец. И мы верим, что недалек тот день, когда волна общественного самосознания вырвет судьбы родного искусства из рук непризнанных вершителей и вручит их Вам и подобным Вам: истинным художникам и истинным гражданам.
31 марта 1905 г., Москва
Валентин Серов. Портрет композитора Н.А. Римского-Корсакова. 1898. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея
Петербургская консерватория оказалась одним из центров студенческих волнений после событий 1905 года. Профессор консерватории Римский-Корсаков был выбран в комитет для улаживания отношений с революционно настроенными студентами. «В глазах консервативной части профессоров и дирекции петербургского отделения <Русского музыкального общества> я оказывался чуть ли не главой революционного движения среди учащихся», — писал потом сам композитор о событиях тех лет. В результате Римского-Корсакова уволили за поддержку бунтующих студентов. После чего из консерватории в знак протеста уволились многие профессора, в том числе Александр Глазунов и Анатолий Лядов. Впрочем, в конце 1905 года Римский-Корсаков все же вернулся в консерваторию.
Серов — Алексею Евгеньевичу Львову
Господину директору Училища живописи ваяния и зодчества князю А.Е. Львову
Ваше сиятельство князь Алексей Евгеньевич!
26 января 1909 г., Москва
Анна Голубкина. Ваза «Туман». 1899. Гипс тонированный.
Государственная Третьяковская галерея
Скульптор Анна Голубкина в юности была тесно связана с революционным движением. В 1907 году Голубкина была арестована за хранение нелегальной литературы и распространение прокламаций Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), однако вскоре отпущена. Руководство Училища живописи, ваяния и зодчество, где она училась, приняло решение об отчислении Голубкиной. Серов, преподававший в училище, написал прошение о допуске Голубкиной к занятиям, к которому руководство не прислушалось. В знак протеста Серов уволился из училища после 12 лет преподавания.
Серов — Ольге Серовой
…Распущена Дума, разумеется, не из-за сосьялистической фракции (якобы преступной — все 55?), а из-за возможного осуществления закона отчуждения — вот что страшней всего, — впрочем, думаю, Государственный совет кассировал бы это постановление Думы. На этом вопросе разобьется не одна еще Дума, а тем временем постараются водворять спокойствие и урезать, где что можно, — но борьба, с другой стороны, не утихает. Итак, еще несколько сотен, если не тысяч захвачено и засажено, плюс прежде сидящие — невероятное количество. Посредством Думы правительство намерено очистить Россию от крамолы — отличный способ. Со следующей Думой начнут, пожалуй, казнить — это еще более упростит работу. А тут ждали закона об амнистии. Опять весь российский кошмар втиснут в грудь. Тяжело. Руки опускаются как-то, и впереди висит тупая мгла…
7–9 июня 1907 г., Корфу
Валентин Серов. Портрет Николая II. 1900-е. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея
3 июня 1907 года был опубликован царский манифест о роспуске II Государственной Думы. По обвинению в военном заговоре были арестованы члены социал-демократической фракции. Серов близко к сердцу принимал события общественной жизни в России. Репин в своих воспоминаниях так писал об изменении взглядов Серова после событий 1905 года: «С тех пор даже его милый характер круто изменился: он стал угрюм, резок, вспыльчив и нетерпим; особенно удивили всех его крайние политические убеждения, появившиеся у него как-то вдруг». Полем для выражения социально-общественной позиции Серова стала карикатура. Едкие серовские карикатуры публиковались в сатирическом журнале «Жупел».
Серов — Илье Репину
Дорогой Илья Ефимович,
как быть с тем, что Вы напечатали в газетах (вырезки коих Вам пересылаю)? В одном месте Вы пишите: «Знаю г. Остроухова как коллекционера, большого знатока искусства и как самого художника, горячо любящего искусство». В другой газете Вами сказано: «Галерея живет. И теперь ее наполняют наследники мусором художественных разложений...»
Ваш В. Серов
6–7 января 1910 г., Москва
Валентин Серов. Портрет художника Ильи Репина. 1897. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея
В своем письме Серов упрекает Репина в двойственной позиции по отношению к скандалу вокруг Третьяковской галереи. Суть его состояла в том, что гласный Ф.М. Васильев (член Московской думы, имеющий право решающего голоса) обратился в Думу с письмом, обвиняющим совет галереи в ненадлежащем содержании картин. Затем гласный И.С. Кузнецов обвинил музейный совет в ошибочной политике приобретения произведений. Репин, с одной стороны, выступил в прессе с опровержением порчи произведений. В другом издании он же написал о том, что галерея наполняется «мусором художественных разложений», имея в виду новое, «современное искусство». Серов сам входил в попечительский совет галереи, а также был близким другом Ильи Остроухова, занимавшего пост председателя попечительского совета музея. Поэтому выступления Репина, с детства близкого Серову человека, обидели его до глубины души. С тех пор Серов и Репин прекратили общение.
Серов — Марии Цетлин
...Остроухов мне, между прочим, говорил о Вашем намерении приютить у себя бедную «Иду мою Рубинштейн», если ее, бедную, голую, выгонят из музея Александра III на улицу. Ну что же, я, конечно, ничего не имел бы против, — не знаю, как рассудят сами Рубинштейны, — если бы сей случай случился. Впрочем, надо полагать, ее под ручку сведет сам директор музея граф Д.И. Толстой, который решил на случай сего скандала уйти. Вот какие бывают скандалы, т. е. могут быть. Я рад, ибо в душе — скандалист, да и на деле, впрочем...
После 20 октября 1911 г., Москва
Валентин Серов. Портрет Иды Рубинштейн. 1910. Холст, темпера, уголь.
Государственный Русский музей
Портрет Иды Рубинштейн вызвал настоящий переполох в русском обществе, не зря Серов иронично называет себя скандалистом. В 1911 году портрет был показан на Международной выставке в Риме и на выставке объединения «Мир искусства». Картину приобрел музей Александра III, после чего разразился скандал - публика была возмущена как этот «гальванизированный труп», по выражению Репина, мог попасть в экспозицию уважаемого музея. Образ скандальной балерины – экспрессионистски деформированной «Венеры ХХ века» - оказался слишком радикален для своего времени. Общественность требовала удалении «безобразия» из экспозиции, но после смерти Серова гонения на портрет прекратились.